Британский журналист  Пол Киммедж брал интервью у Флойда Лэндиса для Sunday Times в ноябре 2010 года, но полная запись 7-часового разговора стала доступна для широкой публики только сейчас, когда Киммедж любезно предоставил свои диктофонные записи, без каких-либо купюр, американской велопрессе. Мы, в свою очередь, публикуем полный перевод этого разговора от лица Пола Киммеджа. В первой части интервью речь идет о знаковом для Флойда Лэндиса Тур де Франс 2006 года.

   В мае прошлого года, через пару дней после его первого признания в применении допинга, о котором кричали заголовки по всему миру, я послал Флойду Лэндису электронное письмо, напомнив ему о некоторых событиях 13 июля 2006 года, о которых я написал:

   «Мы приехали на горный финиш на Val D’Aran. Я наблюдал из зоны для прессы, как трое гонщиков – Денис Меньшов, Леви Лефаймер и Флойд Лэндис ускоряются и разыгрывают финиш в спринте. Одна из самых больших радостей, которые сопровождают Тур, - это доступ к гонщикам, и я был так близок к Лэндису, новому лидеру гонки, что почти мог коснуться его. Помощник протянул ему бутылку воды; он открыл ее, сделал глоток, а остаток вылил себе на голову. Он снял майку и вытер полотенцем свою покрытую потом грудь, дрожа всем телом. Его американский тренер обнял его со слезами на глазах. Пять телекамер и, по крайней мере, сотня писак пытались получить от него комментарий, прежде чем его уведут на подиум. Мне было больше интересно то, как он выглядит, чем то, что он может сказать: я осматривал его руки и ноги и даже его задницу, я искал следы уколов или синяки, явные признаки того, что парень знает правила игры. Я взялся за ручку и написал в моем блокноте: «Я убил бы за интервью с Флойдом Лэндисом. Он один из сложнейших людей в спорте, и его подоплека увлекательна. Я хочу рассказать миру твою историю, Флойд. Но как я могу быть уверенным, что то, что я вижу – реальность? Как я могу быть уверен, что не буду обманут?»

  Несколько часов спустя он прислал ответ:

    «Ну, я обманывал множество людей по причинам, которые не в состоянии передать словами. Надеюсь, что из моей попытки очистки совести выйдет что-нибудь хорошее, но даже если нет, я слишком люблю своих родителей, чтобы продолжать лгать им. И я никогда не мог сказать им правду и попросить их самих продолжать эту ложь. Надеюсь, как-нибудь мы возьмем по пиву и поговорим об этом».

   Шесть месяцев спустя, солнечным ноябрьским днем в его доме в San Jacinto Mountains мы взяли по пиву (аллегорически) и говорили об этом…

- Есть множество мест, с которых мы могли бы начать, но давай начнем с Val D’Aran, и того дня, когда ты получил свою первую желтую майку на Тур де Франс. Что это значило для тебя?

- Когда я начал гоняться в маунтин-байке, я думал об этом и хотел когда-нибудь это сделать, но в моей карьере произошли кое-какие сдвиги, и это давало мне все больше причин верить, что в один прекрасный день я буду способен проехать Тур де Франс, и постепенно из мечты это превратилось в цель. Так что я достиг 2006-го года, пройдя и через хорошие времена (в маунтин-байке), и через нелегкие времена в команде Mercury (1999-2001), а потом мне посчастливилось попасть в команду Postal service (2002-2004), и на тот момент я проводил Тур-2006 с Phonak, и было уже так много моментов, когда я сдавался, когда я думал, что этого никогда не случится, так что когда это все-таки случилось, я действительно не… Я не могу сказать, что я не оценил это, но меня ждал остаток гонки, и я должен был оставаться сфокусированным на ней. У меня не было времени остановиться и осознать, что все это реальность.

- В тот момент ты выглядел счастливым.

- Забавно, что ты об этом спрашиваешь, потому что я не останавливался на этом и не думал об этом пять лет, но… да, я был очень счастлив, и я помню, что ощущение было не таким, как я ожидал. Я думал, что это будет очень стрессовый момент. Я думал: «Сейчас начнется давление, и я окажусь под грузом стольких ожиданий», но не все было именно так. Я наблюдал, как это делал Лэнс (Армстронг), и было трудно сказать, что он чувствует, потому что он никогда не показывал этого своим видом и ничего не говорил. Так что я точно не знал, как должен себя чувствовать, но я знал, что был там с тем, у кого была майка, и это была еще одна удача, случившаяся со мной.

- Тот факт, что ты проехал три Тура с Армстронгом?

- Да, я был в команде, где я видел, как это делается, и… да, я не могу говорить за других людей, но мой опыт и то, как я чувствовал себя в тот день, прямо противоречило тому, что мне говорили о том, что я буду чувствовать. Мне не стало тяжелее, мне стало легче – внезапно я достиг грани, где знал, что могу сделать это.

- Это интересно.

- И это было именно так. Я совершенно не сомневался, что собираюсь победить. И это чувство оставалось со мной вплоть до 16 этапа, когда у меня был плохой день (Лэндис отстал на финальном подъеме, La Toussuire, и проиграл восемь минут, отдав желтую майку Перейро), и у меня было около 12 часов, когда я думал: «ОК, может, этого и не случится, но даже в этом случае я не сломаюсь».

- После 16-го этапа ты почувствовал, что потерял победу?

- Я не могу сказать, что знал, что все кончено, но я был почти уверен, что мои шансы на победу снизились до нуля. Я думал, что лучший из возможных сценариев – это пойти в атаку (на следующем этапе до Morzine), чтобы двое или трое ребят отправились со мной, и в конечном итоге я попал бы на подиум. Но когда они не пошли вместе со мной, то я уехал сам и заработал 9 минут преимущества, и подумал тогда: «Они никак не собираются ловить меня. Я не знаю, собираюсь ли я выиграть Тур, но я собираюсь выиграть этап»… да, я пережил несколько очень эмоциональных моментов на том этапе.

- Я не мог поверить тому, что ты сделал в тот день.

- На 17-м этапе?

- Да, я не мог поверить своим глазам. Когда ты потерял майку на 16-м этапе, я подумал: «Отлично. Это знак того, что на Туре нет допинга, когда видишь, что у желтой майки плохой день». Я имею в виду – мы ведь не видели такого много лет.

- Да, я помню, что люди говорили об этом.

- И потом я вижу, как на следующий день ты выигрываешь…

- Это была ужасная ночь! (Смеется)

- Да уж.

- Я не думал об этом с такой точки зрения, но… Я помню, как на следующий день читал некоторые комментарии, в которых не ощущалось особой поддержки, но они совсем не повлияли на меня, потому что, раз уж вы в гуще всего этого, и вы достигли этой точки, то вы привыкли к разговорам о допинге.

- Учитывая историю Тура и тот факт, что так много побед были замешаны на допинге, то, что ты сделал на 17-м этапе, возможно, было величайшим обманом всех времен.

- Ну, спасибо. Я никогда не хотел быть парнем, который скажет, что то, что я тогда сделал, - в порядке вещей, потому что все остальные тоже это делают… это не оправдание, это не исправит сделанного, но зная то, что я знал, и зная масштабы этого (проблемы допинга), я был счастлив, когда получил лидерство. Вот почему я испытывал нормальные ощущения, потому что для меня это было оправданно. Я никогда не говорил об этом раньше, потому что никто меня об этом не спрашивал, но, если у меня были какие-то причины верить и не было бы конкретных данных, что Перейро тоже на допинге, тогда бы я чувствовал, что обманываю кого-то, но я знал это, я знал это из первых рук (Перейро гонялся за Phonak годом раньше). Из-за этого было еще сложнее примириться с тем, что все показывали на меня пальцем, а Перейро говорил о том, как плохо, что я отнял у него право стоять на подиуме, - с этим было по-настоящему сложно смириться. Я имею в виду, что в этом не было ничего странного, но мнение людей действительно не влияет на меня, но лицемерие, возможно, было самой ужасной вещью, с которой мне пришлось мириться за последние четыре года. Меня не волнует, что он лжет, я просто не хочу, чтобы он показывал на меня пальцем и говорил, что я его ограбил. У меня нет сомнений в том, что тот, кого я мог оставить без подиума, на подиуме не стоял.

- Можно ли сравнить твои чувства после 17-го этапа с ощущениями после 11-го, до Val D’Aran, когда ты впервые взял желтую майку?

- Это был, безусловно, лучший момент, который я пережил в велоспорте.

- Лучший момент?

- Да, это было лучше, чем стоять на подиуме в Париже, потому что это был такой контраст по сравнению с тем, что я чувствовал днем ранее, и к тому моменту, как я добрался до Парижа, я так устал, и я признавал, что, за исключением известного инцидента, я шел на победу. Так что да, это был высочайший пик который я пережил… это было не счастье, но я ощущал настоящее чувство выполненного долга.

- Ты говоришь, это не было счастьем?

- Нет, я имею в виду… я был так же счастлив, когда впервые получил желтую майку, но второй раз это было чувство выполненного долга на вершине счастья. Я сделал нечто, на что, по мнению людей, я не был способен, и я не тот парень, который чувствует, что должен доказывать людям, что они ошибаются, но было больно, когда в газетах писали, что моим шансам пришел конец. И это придало мне больше решимости, и поэтому у меня было другое ощущение, ощущение того, что… Я не знаю, полагаю, что «свершение» будет правильным словом, и, возможно, гордость – за то, что я сделал. Я всегда старался отделить свое подлинное самоощущение, то, что я о себе думаю, от того, что я велогонщик. Я всегда боялся – возможно, отчасти из-за допинга и странной политики в спорте – слишком проявлять себя таким, каким я был на самом деле, в том, что я делал на велосипеде.

- В каком смысле – боялся?

- Я боялся позволить тому, что я думал про себя, базироваться на велоспорте, потому что мне не нравилось то, чем стал велоспорт, что он превратился в игру со всеми сопутствующими вещами, мне никогда не нравилась плохая политика, мне никогда не нравился тот факт, что мы должны принимать допинг. Я не могу сказать, что у меня был моральный протест против всего этого, потому что я это принял, но это было не то, чем, на мой взгляд, я мог гордиться. На тот момент это просто стало неким вызовом: «ОК, посмотрим, смогу ли я сделать то, что намереваюсь сделать в первую очередь, но сделаю ли я это или у меня ничего не выйдет, это не изменит меня изнутри». Предполагаю, это именно то, что я пытаюсь сказать. Тот, кем я предстал в прессе, это совсем не тот, кем я сам вижу себя, или кем я являюсь на самом деле. Я имею в виду, что не думаю, что кто-то, кто никогда меня не встречал, может хоть отдаленно составить реальное впечатление обо мне.

- Это точно, эта мысль уже поразила меня, как только мы сели.

- Они не могли бы! И становилось все хуже и хуже, до момента, когда мне стало уже все равно. Имеется в виду не то, что меня перестало волновать, что я лгу, но перестало волновать то, что я не могу этого изменить, понимаешь? Я хочу, чтобы люди осознали, кто я есть на самом деле, потому что я никогда не собирался причинять кому-то боль, я никогда никого не хотел ни в чем обманывать. Общественное мнение обо мне изменилось в тот день, когда они узнали, что я использовал допинг, но они не могли видеть, какие шаги я делал и какие решения принимал на этом пути.

- К вопросу о твоей личности, - вот твоя фотография, которая сделана всего за пару месяцев до Тур де Франс-2006. (Я протягиваю ему фотографию. Он одет в джинсы, дизайнерские солнцезащитные очки, черную кожаную куртку и сидит на Harley Davidson). Выглядишь как парень, который наслаждается атрибутами своей славы.

- О да, мне нравилось это. Это не было тем, что я хотел бы делать в первую очередь – я наслаждался, гоняясь на своем велосипеде, и до сих пор это так, - но у меня появилась такая возможность, и я не собирался от нее отказываться. Я имею в виду: люди начинают по-другому к тебе относиться, ты чувствуешь к себе больше уважения, все становится проще. Все это сопряжено с некоторыми трудностями, но люди, которые на это жалуются, просто пытаются оправдать свое поведение. Нет, мне это нравилось.

- Что ты чувствуешь, когда сейчас смотришь на эту фотографию? О чем ты думаешь, когда видишь куртку, мотоцикл и звезду?

- (Он делает паузу, задумавшись на мгновение). Я был горд тем, кем я был в тот момент, но у меня никогда не было необходимости сесть и присмотреться к себе, - но это не означает, что я не относился хорошо к людям, и что я не был той личностью, которой хотел быть. Но у меня никогда не было необходимости сесть и проанализировать, где я, как я там оказался. И гораздо больше, чем я гордился собой тогда, я горжусь собой сейчас, не используя это слово (гордость) слишком часто, потому что я не хочу прослыть высокомерным, или чтобы сложилось впечатление, что я считаю себя лучше других, - но мне всегда нравилось быть собой. И думая обо всем этом, обо всех решениях, которые я принял, обо всех сделанных мною шагах на моем пути, и со всей информацией, которая была передо мной, я пошел на риски, которые, как я думаю, большинство людей отвергли бы. И я никогда бы не сказал, что рад тому, через что я прошел, но я думаю, что сейчас я стал лучше как человек.

- В одном из своих предыдущих интервью для ESPN ты сказал, что не чувствуешь себя виноватым из-за того, что использовал допинг, и я понял это в таком контексте, что надо учитывать, с кем ты ездил (с Армстронгом) и в какой команде (US Postal). Вопрос, который я хочу задать, это «Ты чувствуешь сожаление по поводу применения допинга?»

- Я сожалею, и я могу точно определить, почему я сожалею… Эти решения, которые я принимал, за которые у меня не было необходимости чувствовать себя виноватым, подвергли людей, которые меня волнуют, - мою семью и моих близких – огромному стрессу, и с этой стороны сожалею. Но я не хочу, чтобы это заходило слишком далеко, потому что, если бы я никогда не принял этих решений, по всей вероятности, я бы никогда не попал бы на Тур де Франс. Из-за моей карьеры и моей команды я шел до конца, если бы я не хотел делать этого (принимать допинг), я бы не попал туда. Я бы не пережил тех хороших и плохих вещей, которые выпали на мою долю, так что для меня – все в порядке, я могу с этим справиться. Но это затронуло других людей, и поэтому я сожалею.

- Хорошо, позволь мне перефразировать вопрос: что было бы, если бы я протянул тебе чистый лист бумаги? Что бы ты сделал, если бы у тебя был шанс пережить все снова?

- Начать все сначала?

- Да.

- Всю мою жизнь?

- Да.

- Ну, в контексте того, что произошло с тех пор, я сделал бы все то же самое, но я бы просто признался во всем сразу.

- Когда у тебя была положительная проба в 2006-м?

- Да.

- Ты бы признался?

- Да, но я оставил бы все так же. Я ничего не стал бы менять. Я не пропустил бы этого.

Продолжение следует...

THE GOSPEL ACCORDING TO FLOYD.

An interview with Floyd Landis by Paul Kimmage.