После признания в употреблении допинга Лэнс Армстронг получил пожизненную дисквалификацию. В третьей части эксклюзивного интервью Cyclingnews Лэнс Армстронг рассказывает о доверии, ошибках прошлого, о своих отношениях с Филиппо Симеони, Дэвидом Уолшем, Трэвисом Тайгартом, о возможности сотрудничества с UCI и WADA.

- Хотелось бы вернуться к вопросу о Ваших взаимоотношениях с другими людьми на протяжении Вашей карьеры. Что для Вас значит доверять людям и впускать их в свой круг?

- Это трудно. Одна из причин, которая делает общение в велоспорте таким сложным. В команде 25 гонщиков, 9 на Туре, а в общей сложности общаешься примерно с шестьюдесятью людьми. Это не теннис, где есть один игрок и его тренер. Здесь вовлечено множество людей.

- Что для Вас лично означает приблизить людей к себе?

- Раньше и сейчас я бы ответил по-разному.

- Как это было тогда?

- В прошлом, думаю, людей в команде можно было проверить, я никогда не был легко увлекающимся человеком, готовым всем доверять. Я допускал, что у каждого есть скрытые мотивы. Многим я не доверял совершенно. С большинством приходилось общаться только потому, что есть команда и товарищи по команде. Вспоминаю, что были отдельные люди, которые бы никогда не попали в команду, но приходилось набирать состав, чтобы команда была как можно лучше.

- Я имею в виду вне велоспорта, вне составов команд. Один парень –JT, который на самом деле Вас поддерживал, описан в книге Wheelmen. Что он значил для Вас?

- Он был моим менеджером, а также присматривал за мной, был Большим братом.

- В ваших отношениях что-то изменилось, потому что, кажется, вы отошли от него, а он полностью так и не понял, почему.

- Я женился, завёл семью. Я не читал книгу, но это обычное дело, когда у тебя появляется семья, и отношения с приятелями меняются.

- Кому Вы доверяете сейчас?

- Никому.

- Совсем никому?

- Небольшой группе людей.

- Их меньше, чем раньше?

- Конечно. А как вы думаете? Друзья и семья. Не думаю, что кто-то из нас, прошедший через то, что прошёл я, сохранит такой же уровень доверия, что и год, два назад. То же самое было бы с любым другим.

- Почему Вы думаете, что у каждого есть свои скрытые мотивы? В жизни или в велоспорте?

- Я не говорил, что у людей есть скрытые мотивы, я просто сказал, что я не доверяю им.

- До этого Вы упоминали, что у людей есть тайные планы.

- Ну, когда ты на вершине мира, у людей бывают свои скрытые мотивы. Я проявлял большую лояльность. У меня сохранялось одно и то же ядро команды, новые гонщики приходили и уходили, но управленческая структура, будь это Степлтон, Барт Кнаггс, Марк Хиггинс или Йохан Брюнель, не менялась. Несмотря на это, команда летала как ракета. Легко говорить, что я выбрасывал людей, но если вы присмотритесь, то увидите, что я терпеливо относился к промахам.

- Когда всё стало раскручиваться, я имею в виду Ваш успех, было легче или труднее продолжать движение наверх, не терять импульс?

- В то время мне не было трудно. Я был занят главным, своей работой, был сосредоточен только на ней. Я ни разу не ощущал, что истерия становится слишком сильной. Но вы могли видеть, как некоторые спортсмены, взявшие пару больших побед, проводят межсезонье в вечеринках, а когда вдруг наступает сезон, они никакие. Всё, о чём я заботился на самом деле, вернуться в готовности к июлю. Зимой я мог заниматься чем-то другим, встречаться со спонсорами, развлекаться, но когда нужно было возвращаться к работе, я шёл работать.

- Вам нравилось держать в руках власть, или вами руководил страх потерять всё, или дело было просто в том, что хотелось больше и больше?

- Я всегда допускал, что могу потерять всё. Что всё ещё может случиться и сейчас. Так я был воспитан, я просто был уверен, что на следующий день разорюсь. Это было больше, чем просто предположение, что я стану банкротом.

- Но как Вы пытались контролировать изложение фактов?

- Я держал историю под контролем, но думаю, в этом мне помогала молва, общественное мнение. Я был впереди него, но будь то спорт, производство, фонд борьбы с раком, везде была это течение, молва, которые создавали историю. И всегда были люди, мнение которых не совпадало с общим, но течение их смывало.

- Вы запугивали людей. Как Вы это делали?

- Многое из этого за меня сделала молва, но на мне лежала ответственность. Я думал, что силой, может быть, получится…Всё ещё пытаюсь осознать это и не хочу вдаваться в детали.

- Почему?

- Я попытался связаться с теми, кого задел. Некоторые ответили на мои звонки, другие нет. То были личные, неформальные беседы, и я не знаю, что ещё я могу сделать помимо извинений. Многие отказались меня выслушать, и отказываются до сих пор. Может быть, мне надо повторить «простите» ещё тысячу раз.

- Бэтси Эндрю Вам ответила?

- Да.

- Как всё прошло?

- Хорошо.

- Она была одной их тех, вместе с Эммой О’Рэйли, которых Вы…

- Я поговорил, сказал, что прошу прощения, и я на самом деле имел это в виду.

- Она поверила?

- Не знаю.

- У меня вопрос про Бэтси. Она говорила правду о том, что случилось в палате больницы?

- Я не помню, что произошло 17 лет назад, через два дня после операции. Я не помню, что там было.

- Думаете, она это придумала?

- Вы сказали, что зададите мне только один вопрос.

- Да ладно…

- Я сделал, что мог – извинился. ЛеМонд не ответил на мой звонок. Хэмильтон не снял трубку, Лэндису я звонить не могу. Уолшу я полностью вернул долг - я старался поступить правильно.

- Кристоф Бассон (Christophe Bassons) и Филиппо Симеони (Filippo Simeoni). Как Вы поступили с ними?

- С ними связаны две разных ситуации. Бассон не выглядел счастливым, и я действительно сказал ему: «Если ты несчастен, займись чем-нибудь другим». Но я не говорил: «Убирайся отсюда». Просто потом мой английский перевели так, что получилось: «Пошёл вон».

- И Ваш тон не был агрессивным?

- Нет. Я просто сформулировал проблему.

- Но в действительности в спорте ему объявили бойкот.

- Вы обвиняете в этом меня?

- Не Вас лично, Вы не Марк Мадьо (менеджер Française des Jeux), не те гонщики из пелотона, которые его избегали.

- Я сказал ему, что если он несчастен, то пусть попробует себя в чём-то ещё.

- Он высказался о культуре в пелотоне, но что насчёт Симеони?

- Эпизод с Симеони был ошибкой. У меня не было причин поступать так, как я сделал. Садиться ему на колесо, когда он атаковал, было неправильно. Я совершил большую ошибку. Это было сделано больше из желания утвердиться, не надо было этого делать.

- Ошибкой было, что Вы высказались публично, или что поехали за ним?

- Всё было ошибкой. Мне не надо было обращать внимания, но таких примеров множество. Ошибкой было моё отношение, настрой, дерзость.

- Вы думали, что были неприкасаемым.

- Точно, чувствовал себя непобедимым, что также было огромной ошибкой. Хотел бы я вернуться назад и что-то изменить.

- А что было самой большой ошибкой?

- Говорить о диагнозе и одновременно отрицать употребление допинга, что делало другие вопросы незначительными. Я слишком далеко зашёл, но от безысходности продолжал говорить одно и то же. Это было недопустимо. Непозволительно в мире велоспорта, но привело к далеко идущим последствиям в фонде по борьбе с раком. Я заслужил быть там, где нахожусь сейчас. Поведение было непозволительным.

- Как в то время Вы обосновывали своё поведение?

- Тогда я даже не думал об этом. Это был яркий пример высокомерия. Одна из глупейших вещей.

- Как это получилось на пресс-конференции с Полом Киммеджем?

- Киммедж спросил меня про Лэндиса и парнях, с которыми я гонялся. Я защищал их. Всегда это делал, защищал Лэндиса до 2010, но, как со мной случается, я снова далеко зашёл.

- Вы не думали, что в какой-то момент сами стали пешкой в игре? Ведь это была целая машина, Вы были лицом всех этих компаний, как Trek, Oakley. И все они делали деньги.

- Я снова повторюсь об этом течение, которое помогает развитию, будь то в спорте или в индустрии. Ваше упоминание компании Trek тому пример, они резко пошли вверх. Но, думаю, Specialized вам тоже скажет, что их кривая пошла вверх подобным образом. Потому что течение питало целое море. Не только мы поднимались, но и остальные тоже. Это мощная вещь, но я сделал несколько критических ошибок.

- А в то время Вы понимали, что ошибаетесь?

- Нет, но к вашему сведению, я и пешкой себя не чувствовал.

- Я спросил потому, что интересно, сколько спонсоров осталось с Вами? Джон Бёрк (John Burke), сделавший на вашем успехе состояние в «Треке». Это просто пример. Где они сейчас?

- Я не знаю. Они пошли дальше. Но я принимаю на себя ответственность за эту ситуацию. Хотел бы я, чтобы всё было по-другому, и мы по-прежнему оставались и работали вместе, помогали друг другу? Конечно. Но мне нужно отвечать за свои ошибки. Все спонсоры ушли.

- Я смотрел интервью, которое Вы давали Опре, и мне хочется узнать, Вам жаль, что вас поймали, или Вы сожалеете за то, что делали?

- Может быть, и то, и другое. Тогда, в прошлом, было уникальное стечение неблагоприятных обстоятельств. Или ты поступал так, как выгодно, или, если решал не принимать допинг, то отправлялся домой. Сейчас идут споры, как много людей приняли решение отказаться от допинга и уехать домой. Я не знаю. Все, кого знал я, оставались в спорте. Каждый из нас решает за себя. Ответ на Ваш вопрос – это было неудачное стечение обстоятельств, поэтому мы все оказались вовлечены. И тут Трэвис Тайгарт (Travis Tygart) лгал насчёт защиты прав чистых гонщиков. Мне нравится идея о защите чистых гонщиков, но применительно к 2013 году. А в отношении прошлого это высказывание не выдерживает критики, потому что таких не было. Я поддерживаю Тайгарта сегодня, но в прошлом защищать было некого.

- Некоторые чистые гонщики бросили спорт. Вы ставите всех, кто выступал с Тура ’96 по 2001 в один ряд, что они все одинаковые. Но уровнем ниже были гонщики, которые выбирали не принимать.

- Все, кто был в пелотоне, все действующие гонщики, были согласны, это был один уровень. Но справедливо поступили не со всеми, как мы видели за последний год. Я не плачу и не жалуюсь, просто обращаю внимание. Я один получил пожизненную дисквалификацию, другие, которые в прошлом сделали такой же выбор, совершенно свободны. Я не понимаю. Мне это кажется неправильным.

- Как Вы думаете, почему так получилось?

- Это была его (Тайгарта) инициатива. Безусловно, эта история громкая, она создаёт им юридический прецедент. Мне бы хотелось, чтобы юрист USADA Билл Бок (Bill Bock) сказал, что они предлагают мне то же, что и остальным, хотелось бы мне, чтобы это было правдой. Мне бы хотелось, чтобы Бок позвонил и сказал: «Ты не будешь дисквалифицирован».

  Я бы хотел. Возможно, я бы и тогда послал его, но вот что я вам скажу, мне даже не предложили, не сказали: «Дисквалификации не будет, мы хотим поговорить, изменить спорт, сделать его чистым. Давай объединим усилия, чтобы очистить спорт». Хотел бы я, чтобы мне так сказали, но этого не случилось. Они сказали так Воутерсу, Дэниэльсону, Хешедалю, Забриски, Хинкепи и Лайфаймеру. Сначала им предложили 6-месячный бан, потом «поговорить». Всё, что я могу сейчас сказать, если же мы собираемся сесть и рассказать правду, так давайте говорить правду. Но они никогда её не говорили. А мне ничего не предлагали. Была лишь фраза: «Мы ждём, что он придёт и расскажет».

  Когда они в последний раз связывались с нами, мы попросили встретиться. Они отказали, а потом пришло письмо с обвинениями. Тогда получилось интересно. Внезапно им всё стало нужно срочно. Они говорили с парнями в апреле и мае, думаю, с Джорджем в мае, со мной в июне. Я был во Франции, и вдруг появилась эта срочность: «Мы должны с ним поговорить, мы ждём, что он придёт». У меня оставалась неделя до Ironman во Франции, что, возможно, ничего не значит для остальных, но для меня это важно. Я считаю, что ко мне было совсем другое отношение. Если мы собрались говорить правду, давайте просто её скажем. Но остальным они прежде всего сказали, что их не будут дисквалифицировать.

- Они сделали предложение – сказали, что Вы можете сохранить некоторые из Ваших Туров.

- Это отрывок из речи Бока… И это на 100% не соответствует действительности.

- Вы бы пошли на такую сделку?

- Не знаю, возможно. Трудно сказать, как бы я поступил тогда. Сидя здесь и сейчас, я говорю «да». Но не знаю, как бы я ответил в то время. Я хочу быть точным по поводу случившегося. Я хочу сделать всё от меня зависящее, чтобы помочь, и думаю, что люди очень расстроены тем, что мне предложили ту же сделку, а я отказался. Но это неправда. Так куда же мы движемся? Дайте мне знать, если UCI или WADA созовут международную встречу, я там буду.

- Вы называете USADA лжецами?

- Я последний человек, который может называть кого-то лжецом. Я говорю лишь о том, что не произошло цепи событий. Время доказало мне, что к остальным применялся не такой стандарт. Гонщики находились на одном уровне, а вот а справедливого отношения ко всем не было.

- Вы пытались бороться с USADA, вам дали два предписания.

- Когда пришло письмо с требованиями, у нас не было выбора. Мы попросили о встрече в июне, а потом контактов больше не было. В обоих случаях у нас было прочное положение.

- Но Вы можете поспорить с обвинениями?

- Да, с частью из них. С моей точки зрения некоторые моменты были неточными.

- Можете привести один пример?

- Да, 2009.

- Вы назвали происходящее охотой на ведьм, но, может быть, это была охота на одну ведьму, а ведьмой были Вы?

- Выделяли ли меня? Да. Попутно нанесли ущерб другим парням? Да. И снова это моя ошибка. Конечно, они шли за мной. Само собой. Им не было смысла идти за кем-то ещё. Я это понял. Всё, что я хочу сказать, что первые требования USADA, что они стараются полностью очистить велоспорт, неправда. Я бы хотел, чтобы это было правдой. Если они шли за одним человеком, ладно, хорошо, но тогда пусть скажут это, пусть предупредят всех в одно и то же время, в пределах 48 часов. Я получил противоречивые твиты от босса UCI по поводу того, что планирует делать Трэвис. Почему босс UCI знает, что делает Трэвис, а я нет? Всё подавалось через Джонатана Воутерса. Так велоспорт не очистить.

- Вы согласны с тем, что охота шла только за вами?

- Не знаю, могу сказать, что это была вендетта между мной и Трэвисом.

- Почему вендетта? Это предполагает, что вы давно ненавидите друг друга.

- Возможно, я выбрал неверное слово, но я до сих пор надеюсь, что я смогу быть полезен. Мой телефон включён, но мне не звонят.

- Вы правда этого хотите?

- Чтобы позвонили UCI?

- UCI, WADA.

- Я осторожный оптимист. Я протягиваю им руку. Это пугающая и бросающая вызов перспектива. Но я могу быть терпеливым. Я твёрдо знаю, что могу сделать всё, что в моих силах.

- Что Вы можете им предложить?

- Ответить на их вопросы честно и открыто.

- Почему Вам этого хочется, ведь это трудно…

- Я согласен с (журналистом VeloNews) Мэттью Бодином (Matthew Beaudin), что это похоже на медленную смерть от тысячи резаных ран. Порез, ещё порез, и ещё.

- Но я не понял, почему Вас это волнует? Какой смысл? Сложно понять, что кто-то, был ли он на одном уровне с остальными или нет, обманул, а сейчас хочет прийти и помочь (спорту), после того, как так долго сопротивлялся.

- Могу только отметить, что если не рассказать открыто, то всё будет продолжаться.

- И Вам на самом деле не всё равно?

- Независимо от того, кто и что думает, я действительно беспокоюсь о спорте. Я всё ещё люблю его, я внимательно читаю, что вы, ребята, пишете, что пишут другие издания. Я всё ещё катаюсь на велосипеде ради удовольствия. Несмотря ни на что, велоспорт был для меня значимым, я очень благодарен за это. Если я могу сделать что-то, чтобы процесс пошёл, я сделаю.

Если же не сделать, думаю, нам предстоит десять лет беспорядка. И мы видим, насколько это по душе болельщикам или спонсорам, или средствам массовой информации. Им это не нравится. И у Куксона есть отличная возможность сказать: «Меня тогда не было, но я хочу узнать». Тогда мы сможем подвести черту и пойти дальше.

- А что если они Вам позвонят и захотят, чтобы Вы открыли правду, но скажут, что не будут сокращать Вашу дисквалификацию. Тогда Вы согласитесь сотрудничать?

- И никто не понесёт новых наказаний?

- Да.

- Слушайте, уровень наказания должен быть одним.

- Каким? Шесть месяцев, шесть лет? Сколько, по-вашему, Вы должны были получить?

- Не знаю. Но основной массе ничего не дали, некоторым дали 6 месяцев. Вычеркните результаты, подведите баланс, но мы принимали одинаковые решения. Я понимаю, что наказание должно быть, но для всех. Если они решат, я буду сотрудничать.

- А что будете делать, если Вам так и не позвонят?

- Продолжу совершенствоваться в гольфе.