Глава 7. Милан, 28 мая 2006

  Вот и случилось всё то, о чём я мечтал прежде.

  В розовой майке в Милане, на верхней ступени подиума, с победным трофеем в руках, огромная толпа у моих ног, крики «Иван, Иван, Иван»

  Я на вершине мира. Я измучил свою фантазию, представляя этот момент. Я только что победил в Джиро д’ Италия. И как победил: я доминировал с самого начала и до конца, торжествовал на самых красивых финишах и уничтожал противников на самых крутых подъемах. Мне удалось довести разрыв со вторым местом испанца Гутьерреса до девяти минут. На третьем месте, с разрывом в одиннадцать минут, был Симони. Вечность, пропасть.

  За несколько дней до конца гонки я во второй раз стал отцом. Маленький Сантьяго родился, и я еще не видел его, в тот момент он для меня был лишь фотографией из родильного зала, фотографией, которая с этого момента находилась всегда в кармане моей веломайки. Еще несколько часов и я прыгну в машину, чтобы полететь к нему и обнять жену.

  Я должен был быть самым счастливым мужчиной в мире. Я должен был наслаждаться всем тем, что происходит со мной. Должен был показывать своё спокойствие, убежденный, что всё хорошо, что не случится ничего плохого.

Что доктор Фуэнтес не заговорит, не назовёт моё имя, не испачкает дерьмом.

  Но из-за некоторых событий я не мог, совершенно не мог быть счастлив так, как хотел.

  Тот сезон начался великолепно. После поражения на предыдущей Джиро, потерянной розовой майки и кризиса на Stelvio (Стельвио), я был готов все восстановить : участвовать в этой гонке с единственным возможным результатом – победой, и потом принять участие в Туре (де Франс) чтобы попробовать попасть на подиум, свободный после Лэнса Армстронга. Цели ясны - Иван Бассо больше не был гонщиком, побеждавшим неожиданно для всех, Иван Бассо выражал уверенность в своих силах.

  Моей силой была команда CSC - сильнейшая, гонщики один сильней другого, а те, которые оставляли команду, уходили капитанами в другие и побеждали в важных гонках. Великая команда, я и сейчас считаю, что она была сильной благодаря харизме и стремлению к победе Бьярне Риса.

  Весна началась замечательно, все согласно программе: нога шла, состояние улучшалось день за днем, и Джиро Медитерранео (Giro Mediterraneo) прошло хорошо, я подошел к Джиро д’Италия с оптимизмом и небывалой уверенностью.

  Первый раз мы показали свою силу в гонке на время в Кремоне (Cremona). В тот раз CSC проявила себя слаженной машиной, идеально скатанной: уверенные перестроения в одну секунду, абсолютное сотрудничество между всеми компонентами «поезда», спектакль стратегии и подготовки. Мы не ошиблись ни разу, метр за метром конструируя ту победу, что остается одной из самых красивых в моей карьере. До розовой майки нам не хватило нескольких секунд, но мы были довольны, так как другая команда будет потеть ещё несколько дней, защищая её. Мы же заберём её чуть позже.

  14 мая Джиро начинала подниматься в горы, был первый тяжелый этап на Майелетте (Maieletta). До этого этапа я не готовил особую стратегию. Рис мне просто сказал, что я должен попробовать атаковать на последнем подъеме, попробовать ногу и проверить команды противников. Этап был практически равнинным до последних 13 километров, там начинался подъем: градиенты не особо сложные, но, тем не менее достаточные, чтобы сбежать от группы. Не знаю, удалось бы мне оторваться от Дамиано Кунего, если бы я атаковал, как запланировано, в начале подъема? Но когда он пошел, следом пошел и я, и не отставал. Потом отрыв, настоящая проба силы: педалировал, и видел, что никому не удалось ответить мне.

  Педалировал, и все беглецы, что работали в отрывах впереди меня, постепенно просеялись. Педалировал, и за пару километров до финиша даже пыхтящий от усталости Кунего поднял белый флаг и остался позади. Я выиграл этап и за эти 13 километров набрал огромное, важное преимущество между мной и генеральщиками. С каждой секундной после этапа, когда я уже слез с велосипеда, я всё больше начинал понимать цену этого этапа - я в розовой майке, впереди всех, первый из всех, самый сильный среди всех. Майка победителя, на которую я был нацелен, казалась мне замечательной.

  Конечно, Джиро еще только началась. Удар, который я получил в прошлом году, показал мне, что эта сложная гонка может выдать тебе самый ужасный сюрприз именно тогда, когда меньше всего его ожидаешь. Даже если я чувствовал себя богом, всё могло измениться в один момент: достаточно лишь одного падения, боли в горле, холода. Я повторял, что дорога еще очень длинна, и что впереди одни подъемы, но розовая майка давала мне чувство счастья, я был на седьмом небе.

  Днем позже меня начали называть инопланетянином. Мне этот термин не нравился, потому что подразумевал подозрения, не принимая во внимание мою карьеру до этого момента. Я достиг этой победы не волей случая, я не взял бы розовую майку, не становясь гонщиком день за днем, я не был незнакомцем, который так завершал дело всей жизни. Я пришел сюда после двух подиумов на Тур де Франс, вернулся после предыдущей Джиро д’Италия, которую, уверен, не имея кризиса, я бы выиграл. Я здесь после восьми лет в профессионалах, лет постоянного совершенствования, сезон за сезоном. Какой там инопланетянин: я был Иваном Бассо и наступил тот самый момент, когда я мог пожинать плоды моей предыдущей карьеры и работать на результат.

  «Инопланетянин», - писали журналы. «Инопланетянин», - повторяли поверженные противники. Внеземной.

  Я старался не обращать внимания и, должен сказать, у меня получалось. Джиро продолжалась замечательно. В индивидуальной гонке на время на этапе в Понтедере (Pontedera) я был побежден только Ульрихом, но мне удалось увеличить мое преимущество перед преследователями. И если бы весь этап не дул сильный ветер, вполне возможно, мой результат был бы лучше. После прошедших месяцев, посвященных улучшению моих показателей в этом виде гонки, после сотен километров позади мото Риса, после экспериментов в аэродинамической трубе по поиску лучшей посадки было логично выступить так хорошо. Ничего не случается просто так, всё это плоды работы и тренировок.

  На третьей неделе Джиро 2006 начинала жить: подъемы, подъемы и снова подъемы. Много пространства для меня, желающего атаковать, много пространства для моих соперников, готовых поймать каждый мой кризис, каждый фальшивый шаг, каждую ошибку.

  23 мая был этап в Монте Бондоне (Monte Bondone), одна из легендарных гор с подъемами, вошедшими в историю Джиро. Для всех она ассоциировалась с финишем 1956 года, победой Шарли Голя в жуткую метель с огромным преимуществом над остальными. Для меня Бондоне – это финиш этапа 1978 года, когда выиграл великий Миро Паницца (Wladimiro "Miro" Panizza), человек, который относился ко мне с душой, с которым мы очень близко общались: сколько советов, сколько встрясок моей голове он дал. И как же я скучаю по нему, хотя он ушел почти десять лет назад.

Я хотел победить на Бондоне. Ради розовой майки и для Миро Паницци, умершего четыре года назад: он на этой горе написал одну из самых красивых страниц в своей истории велоспорта, и я хотел отдать ему честь, оставив и своё имя на финише.

  Тридцать восемь подъемов. Низкий туман, холодно. С самого начал подъема CSC контролировала гонку, команда ехала во главе пелотона, повышая темп. Всего за пару километров группа уменьшилась и стала терять важных гонщиков: тех, кто боролся за генеральную классификацию, но на этой горе начинал прощаться с Джиро. Я был относительно спокоен, защищен парой гонщиков команды, контролируя все, что происходит вокруг. В один момент, на одном из самых крутых подъемов, пошел Джильберто Симони: если я думал о том, чтобы выиграть этот этап, он, скорее всего, желал этого еще больше, так как проходил дорогу и горы своего дома. Позади Симони шел его товарищ по команде Леонардо Пьепполи, и я решил, что настал мой момент: я поставил более тяжелую передачу. Пьепполи продержался несколько сотен метров и отстал, мы остались вдвоем : я и Симони. Я продолжал идти за своим самым опасным противником, старым волком Джиро и очень сильным в горах гонщиком. Я должен был обойти его, я хотел прийти на финиш один. Я передохнул километр, все время рядом, исподлобья контролируя моего противника, на случай, если он решит попробовать скинуть меня.

  Потом я пошел. Не вставая на педали, без театральных жестов. Симони оторвался сразу, и потом я только и думал о том, чтобы идти так быстро, как только я могу, каждый метр приближал меня к финишу, каждый поворот педалей отделял меня от преследователей, это были шаги в сторону Милана и финальной победы.

  В жизни есть вещи, которые тебе может дать только велоспорт. Последние метры Стельвио, с разреженным воздухом и легкими, разрывающиеся от глотка кислорода. Деревья, охраняющие тишину на тесном асфальте на Мортироло, свидетели сумасшедшей усталости. Снег, что не думает о календаре и делает мускулы твердыми, как камни, поедающий каждый грамм силы и высасывающий последнюю энергию. Дождь, что смывает все, оставляя асфальт скользким и коварным, который промокает тебя до костей. И победа на финише самой красивой горы, с розовой майкой на плечах.

  Я прошел баннер финиша с символом первенства: поднятые руки и улыбка - всего несколько раз в моей спортивной жизни я испытывал такие эмоции.

  Бесконечное счастье. Счастье, что длилось недолго.

  Я в командном автобусе, только что переоделся. Вокруг меня улыбающиеся люди, что поздравляют меня, мои товарищи по команде, уставшие от напряжения, но счастливые, радующиеся моей победе, которая является так же их победой. Я собрался позвонить жене Микаеле и Домитилле.

  Новость пришла в этот момент, неизвестно кем доставленная и неизвестно откуда пришедшая.

  В Испании арестован доктор Эуфемиано Фуэнтес. Плохая история, переливания крови.

  Бум.

  Я Фуэнтоса знал хорошо. И он знал меня.

  Я был у него, в его Мадридской студии, чтобы оставить свою кровь. Моё имя было в его ежедневнике вместе с другими клиентами.

И маловажным было, что те пакеты крови я не успел использовать, я их оставил там, чтобы возможно использовать в Туре, Туре, в котором я хотел победить любой ценой.

  Если Фуэнтес заговорит, я окажусь в самом страшном аду.

  Никто не знал, что происходит, никто не знал о моих путешествиях в Мадрид и о моих отношениях с Фуэнтесом: даже моя жена. С одной стороны я был вынужден делать вид, что ничего не происходит, демонстрировать улыбку велосипедиста, взявшего розовую майку, и кормить мир моей радостью. С другой стороны, я боялся потерять то, за что боролся в этой гонке, мою детскую мечту, испортить все.

  Никогда в своей жизни я не находился между двумя такими разными Иванами: такими непримиримыми, почти врагами. Я выигрывал Джиро, у меня скоро родится сын, и в то же самое время, смерть и страх в сердце. И прежде всего, я не мог ни с кем поговорить о буре, что жила внутри меня.

  Я должен был идти вперед, должен продолжать ехать и надеяться, что не произойдет ничего, что может забрать у меня эту гонку, мою гонку. Если Фуэнтес заговорит, расскажет о моей крови, взятой для Тура, кто после этого сможет промолчать о Джиро: у меня будут проблемы. Не тот случай, чтобы думать об этом, не тот момент.

  Бежал. Но моя голова была в другом месте. Днём позже в программе был ужасный этап с бесчеловечными и сумасшедшими склонами на План ди Коронес (Plan de Corones): на вершине этой горы шел снег и было ужасно холодно, поэтому организаторы гонки решили перенести финиш немного ниже, на Фурчию (Furcia). Я помню плохо этот этап, потому что мне было о чем думать: знаю, что в итоге к финишу шли я и Пьепполи. Я не нуждался в победе, я был счастлив увеличить моё преимущество над реальными преследователями, и в итоге первым финишировал он.

  Двумя днями позже, когда мы собирались стартовать на этапе, что заканчивался на Пассо Сан Пеллегрино (Passo San Pellegrino), родился мой сын Сантьяго. Помню, что эту новость мне сообщили по радиосвязи. Помню, что весь этап я прошел в подвешенном состоянии, пауза счастья и спокойствия. Я продожал видеть на горизонте черные тучи, знал, что рано или поздно на мою голову падет буря обвинений и подозрений, но в тот момент я был почти счастлив. Сразу после финиша я позвонил в госпиталь Микаэле, еле слышным голосом она сказала, что всё прошло хорошо и что Сантьяго очень шустрый.

  Я слышал, как он кричит и хотел быть там с ними.

  Потом наступил день Априки (Aprica). Утром, в момент перед стартом фотограф Роберто Беттини искал меня в группе, он положил мне в карман фотографию. Днём ранее он съездил в Милан, в клинику, где родился Сантьяго, и сделал его фотографию, потом прыгнул в машину и вернулся на Джиро, чтобы вовремя сделать мне этот замечательный подарок.

  Так первый раз я увидел моего сына, за несколько минут до старта последнего горного этапа на Джиро. Голова была тяжёлой от тысячи причин чувствовать себя счастливым и гордым, и от страха перед тем, что может случиться.

  В одну минуту настроение менялось от абсолютного отчаяния до неземного счастья, после которого я снова погружался в ад.

  Так я ехал - оглушенный мыслями, без концентрации, необходимой для принятия соответствующих моменту решений, важной, когда находишься в седле велосипеда.

  Вот почему тем днем я совершил одну из самых больших ошибок в карьере.

  Джиро была практически мной выиграна. На Мортироло никому не удалось ответить мне, и возможно никто даже и не пробовал. Мы шли вдвоем, я и Симони: я в розовой майке, он, отброшенный в классификации на десятки минут. Вокруг нас пустота. После вершины Мортироло мы проходили техничный и опасный спуск, и должен признать, что Симони оказал мне неоценимую помощь на поворотах. Мы всё время шли вместе, сжигали километры после спуска, шли в атаку на последнем подъеме, ведущем к финишу в Априке.

  На середине подъема я заметил его усталость. Я сбросил его и пришел к финишу в одиночестве, демонстрируя миру фото Сантьяго, думая, что это хорошо. Что это моя гонка и подарок моему сыну.

  Но тем днем должен был выиграть Симони, Не я. Тем днем я должен был отдать победу моему попутчику по отрыву.

  Не существует оправдания тому, как я поступил, даже моя сюрреалистичная ситуация, в которой я находился, недостаточна, чтобы объяснить эту ужасную ошибку.

  Должен был выиграть Симони. И я прошу у него прощения, десять, сто, тысячу раз. Тысячи раз я пытался подать ему руку и тысячи раз он отказывал мне. После того дня, того эпизода, Симони не разговаривал со мной, не смотрел в мои глаза.

  Позже я перестал извиняться. Время помогло мне пережить это, с течением лет я научился игнорировать его отношение и оставлять за плечами его слова ненависти.

  Я перестал извиняться, перестал думать о нём. Он изгнан из моих дней и мыслей. Но моя рука готова пожать его руку. Еще с младенчества, с катехизиса, я выучил, насколько важно прощать и насколько благородно просить прощения, когда совершаешь ошибку.

  Моя рука готова всегда, вплоть до того момента, когда он решит пожать её.

  Оставался только финальный этап в Милане. Джиро была выиграна, и с этой точки зрения я мог быть более чем спокоен. Конечно, я сделал это. Я пробовал наслаждаться этим, пробовал запомнить каждый хлопок и ответить своим, предчувствуя аплодисменты.

  Это был легчайший этап, и я никак не мог дождаться финиша. Не мог дождаться всех событий церемонии: интервью, телевидения, премирований, фото – чтобы потом уйти. Уйти, чтобы увидеть моего сына Сантьяго, которого видел только на фото, вернуться к жене, к маленькой Домитилле.

  Ехать, не думать. Находиться в плену иллюзии, что не случится ничего, Фуэнтес не озвучит моё имя, что я поеду Тур и попробую выиграть его.

  В машине по пути из Милана в клинику, где находилась жена, я думал, что все будет хорошо.

  Я ошибался. Я крупно ошибался.

Продолжение следует...

Перевод  Натальи Моревой.