Якопо Гварньери (Jacopo Guarnieri), 28-летний итальянский гонщик, начинает свой второй сезон в команде «КАТЮША», куда пришёл в прошлом году. Гварньери - последний развозящий в спринтерском поезде Александра Кристоффа, в 2015 году помог ему одержать большую часть из 20 побед. В интервью PEZ Cycling News итальянский гонщик рассказал о том, какая гонка нравится ему больше всего, как проводит спринт Александр Кристофф, насколько тяжело спринтерам проходить Гран-туры и как изменился велоспорт за последние годы.

  Photo credit: © Katusha

- Каким гонщиком ты себя считаешь?

- Вы имеете в виду, как спринтера, в этом смысле? Когда-то, когда только стал профессионалом, считал, что буду одним из лучших спринтеров в мире, потому что в юности подавал большие надежды. Мне понадобилось время, чтобы привыкнуть к профессиональному велоспорту, после чего я решил открыть себя заново в качестве развозящего. Сейчас эта роль подходит мне как нельзя лучше, я очень счастлив. Надеюсь добиться большего на классиках, где мне бы хотелось выступить лучше, если удача не отвернётся, потому что в прошлом году мне совсем не везло на этих гонках. В этом сезоне я хочу продолжать выступать в роли развозящего и, возможно, попробовать себя в качестве капитана. Вот более менее всё о том, какой я гонщик, и кем хотел бы быть в велоспорте.

- Обычно ты остаёшься последним гонщиком перед Александром Кристоффом в спринтерском поезде «КАТЮШИ».

- Да, в пелотоне во время гонки я веду себя очень спокойно, особенно на последних километрах, что нравится Алексу. Многие тратятся на короткие рывки, но нельзя делать это слишком рано. Алексу нравится, что мы никогда не «гоним», это важно, когда впереди спринт, потому что не приходится тратить энергию, спринтуя по двадцать раз, чтобы вернуться на позицию. Это моё лучшее качество, у меня хороший глаз, замечаю всю ситуацию в гонке, куда поехать, за кем сесть.

  Алекс очень мне доверяет, и во время развоза он никогда ничего мне не говорит, просто следует за мной и даёт мне везти. Это очень приятно, потому что всё гораздо легче, если гонщик позади тебя полностью на тебя полагается, когда ты везёшь его в пелотоне. Конечно, невозможно провезти его через небольшой просвет, где только я могу протиснуться, поэтому всегда стараюсь найти пространство для нас обоих. Он понимает это, ему не приходится мной руководить. Куда бы я ни направлялся, он сидит за мной.

- Как думаешь, спринт изменился за последние 5 лет?

- Могу сказать, что когда стал профессионалом, я не боялся в спринте, но относился к другим ребятам уважительно. Моей первой гонкой стал Тур Даун Андер, и я затормозил, потому что не хотел зацепить колесом МакЮэна. Сейчас такого отношения больше нет. Да, это было 8 лет назад, не так давно, но тогда молодые гонщики проявляли больше уважения к другим, особенно к старшим гонщикам. А сейчас никто не боится лезть напролом и бороться с Алексом. Раньше такого не случалось.

  В свой первый год в профессионалах я чувствовал себя новичком, младшим. Хотя, возможно, мы были слишком вежливы. Сейчас этого нет. Возможно, молодым надо понять, что в пелотоне есть люди, выступающие в этом спорте много лет, и их надо уважать. В наши дни в группе гонщики из стольких разных стран, это, конечно, хорошо, но у некоторых нет велосипедной культуры. Думаю, наверное, поэтому и у них нет и достаточного уважения. Совсем молодые парни говорят: «А мне плевать, я выступаю в лучшей команде в Мировом туре, о чём мне заботиться, могу делать что хочу».

  Такие гонщики есть во многих командах, не хочу называть конкретно. Если кто-то из другой команды коснётся твоего колеса, нет необходимости ничего говорить. Но кое-кто из этих команд в таком случае начинает орать. Мне это не нравится, думаю, это глупо. Они ставят себя на пьедестал, которого не существует. Этим и отличается сегодняшний спринт.

 Photo credit: © Tim De Waele/Katusha

- Считаешь, что в сегодняшнем пелотоне стало больше развозящих поездов?

- Нет, не совсем. Если вспомнить прошлое, например, Saeco с Чиполлини, то они начинали развозить задолго до финиша. Сейчас по-другому, мы начинаем, может, за километр – полтора. Раньше команды работали лишь на одного гонщика, а теперь, например, на Тур де Франс, команда поделена на группы, одни помогают Алексу, другие – Пурито. Поэтому работать нелегко. Сложно сделать так, чтобы все 8 гонщиков команды сохранили силы до последних 5 километров. Иногда развоз начинается и за 10 км…и зачем? Ждать. Ждать до последних 5 км. Думаю, хорошо организованный развоз начинается на последнем километре.

- А что насчёт проблемы генеральщиков, выходящих вперёд для финиша?

- В Италии мы говорим: «Собака, кусающая свой хвост». Они так бояться попасть в завал, а некоторые гонщики не проявляют уважения во время гонки, в результате падений становится ещё больше. Также, может быть, генеральщики не настолько хорошо управляют своими велосипедами, и, конечно, они хотят держаться впереди, потому что бояться проиграть Тур де Франс из-за глупого падения.

- Но они падают впереди.

- Да, да. Я считаю, что нейтрализация должна быть не только в случае падения, а как тайное соглашение между гонщиками и организаторами. Есть нейтрализация, и пожалуйста, не надо продавливать, держитесь все вместе, а время засчитываться не будет.

- Несколько лет назад генеральщиков не было видно в голове группы.

- С одной стороны их можно понять, с другой, вот пример Контадора, который упал на Джиро д’Италия, когда находился в первых рядах. Может, он испугался, может, подумал, «эй, я же был впереди», но, возможно, ему лучше было ехать сзади. Думаю, если сделают нейтрализацию за 5 км, этого достаточно для разрывов, а полную нейтрализацию было бы лучше сделать за 3 км. Тогда они бы все ехали вместе.

- Новое в том, что генеральщики выходят вперёд, так как бояться потерять 5 секунд.

- Знаете, думаю, это потому, что сейчас все на одном уровне. Да, на последней Джиро д’Италия были большие разрывы между первым и вторым местом, но обычно, все идут более менее одинаково. Сейчас разрывы не в 8 минут, а около 1. У всех доступ к лучшему оборудованию, питанию, тренировкам, материалам, поэтому у всех примерно один уровень. Так что даже 10 секунд имеют иногда огромное значение.

- Какая гонка у тебя любимая?

- Париж-Рубэ. Абсолютно лучшая. Она настолько старомодная, то, как её надо ехать, но в этом и прелесть. Моя мечта – выиграть эту гонку. Она прекрасная и великая. Безумная, но красивая. Она быстрая, стремительная, это «Северный Ад». Она потрясающая, просто потрясающая.

- Ты смотрел Рубэ в детстве?

- Да, но не так много. Всё началось, когда в Нидерландах я ехал многодневную гонку в составе национальной команды. В гонке оказалось много участков брусчатки, и мне очень понравилось, это было весело. Помню, видел победу Сервуса Кнавена.

- Когда я был ребёнком, это был Мозер.

- Да, это было прекрасно. Помню последний год выступлений Мюзеува, когда он дважды падал и прокалывался. Я так за него переживал, хотел снова увидеть, как он побеждает, а потом он проиграл. В этой гонке нужны не только ноги, но и удача, чтобы не упасть. В ней всё может поменяться даже на последнем километре, очень открытая гонка, мне нравится.

- И гонщики изменились, нет больших мощных ребят, каким был Мюзеув. Даже гонщики на классики стали тоньше.

- Да, но есть Дегенкольб, Терпстра. Думаю, и Тони Мартину Рубэ подходит.

- За исключением того, что он ненавидит брусчатку. Я спрашивал его об этом в интервью два года назад.

- Но он может проехать хорошо, хотя если не любит брусчатку, это уже половина битвы.

- Ты уже знаешь свой календарь на 2016 год?

- Он более менее такой же, как и у Алекса, я буду работать с ним. Он должен ехать Тур де Франс, я поеду с ним. Конечно, мне надо быть в форме, но если он туда едет, то и я должен. Я видел, что гонка начнётся не с разделки, мне это не слишком нравится из-за завалов, но для Алекса это выгодно, он может взять жёлтую майку. В прошлом году я проехал Тур де Франс в первый раз, и мне сказали, что этот выпуск был одним из самых тяжёлых, с небольшим количеством спринтерских этапов. Поэтому я с нетерпением жду Тур де Франс, где этапов со спринтом будет больше.

- Что думаешь о Джиро д’Италия и Вуэльте Испании со всеми их трудными финишами в гору?

- Особенно на Вуэльте, которую я ехал два года назад, было очень тяжело. Думаю, организаторы не очень любят спринтеров, делают всё, чтобы им ехалось тяжелее. Посмотрите на Сан-Ремо, они всё время хотят увеличить количество подъёмов. Зачем?

  Может, я не прав, но считаю, что когда нам позволили ставить на велосипеды видеокамеры, это был большой шаг вперёд для спринтеров. Как скучно было бы смотреть запись с видеокамеры во время подъёма, что бы вы там смогли увидеть? И подумайте о финальных 10 км спринтерского этапа, если бы у вас появилась возможность смотреть видео с нескольких камер, как на «Формуле-1». Когда гонку снимает оператор мотоцикла, кажется, что ничего не происходит, но внутри пелотона настоящая мешанина. Так что видеокамеры очень помогут спринтерским этапам.

- Но все эти тяжёлые этапы уменьшают ваш шанс выполнять свою работу.

- Конечно, каждый гонщик должен получать шанс, они не должны усложнять гонку ради горняков. Самое трудное в велоспорте, это, например, как будто Усэйн Болт должен бороться с Мо Фаррахом (Mo Farah), они совершенно разные типы спортсменов. А мы должны соревноваться вместе. Это нелегко, особенно на Гран-турах.

- Каково это, работать с Александром Кристоффом?

- Он очень хороший парень, спокойный, вежлив со всеми, иногда даже слишком вежлив во время спринта. Но после финиша никто не сможет сказать, что он «кретин», никто этого не говорит. Он очень добр со всеми, а иногда в спринте надо быть немного…

 Александр Кристофф.

Photo credit: © Tim De Waele/Katusha

- Думаешь, приход в «КАТЮШУ» Михаэля Моркова изменит спринтерский поезд?

- Думаю, с ним и Халлером мы втроём сможем устроить очень хороший развоз. Мы предельно мотивированы, он станет отличным помощником для команды.

- Что ты ждёшь от 2016 года?

- Повторить то, что удалось сделать нам с Алексом в 2015. Мы одержали много побед, возможно, получится взять ещё больше. Обычно моя программа гонок совпадает с его, я поеду с ним на Гран-тур, если он едет Тур де Франс, я еду тоже. Потом мне бы хотелось сосредоточиться на чемпионате Италии, хорошо выступить с национальной сборной. Но моя главная цель - помогать Алексу в спринтах, и завоевать место в сборной на чемпионат мира.

- Прежде, чем стать гонщиком «КАТЮШИ», ты выступал в командах Liquigas и Astana. Эти команды сильно отличались?

- Да. Особенно, когда пришёл Нибали, а с ним масса гонщиков и персонала. Но в основном ребята были те же самые. Я почувствовал, что в «КАТЮШЕ» мне дадут больше шансов, чем было в Liquigas и «Астане». Разница ощущается в том, что впервые я оказался в команде, половина состава которой строится вокруг спринтера. В Liquigas у нас были спринтеры Саган и Вивиани, но не то же самое, что здесь. Мы отлично знаем, кто в команде спринтер, не подающий надежды, а тот, за которым стоит сильная структура. Мне нравится, что у нас своя группа, мы тренируемся вместе. Все спринтеры работают на Алекса, мы проводим вместе много времени, мне нравится такой способ работы. Мы много готовимся к классикам, также было и в Liquigas, но «Астана» больше заточена под Гран-туры. В этом ощущается главное отличие от «Астаны».

- А как тебе работалось с молодым Петером Саганом?

- Он стал профессионалом, когда у меня шёл в профессионалах второй год. Хотя он был молод, но показывал большую силу. Он начал побеждать почти сразу, на Париж-Ницце, у него огромный талант.

- Немного поменяем тему. Ситуация с итальянским велоспортом стала намного хуже. В Мировом туре осталась всего одна команда, и это Lampre-Merida.

- Да, больше нет денег. И даже Merida, которая наполовину владеет командой, не итальянская компания. Думаю, баланс из Европы сместился. Бельгия всё ещё присутствует, но стало больше американских, английских и австралийских команд. К сожалению, большинство итальянцев не говорят на английском, и это уменьшает шансы многих сильных гонщиков. Сейчас такая основная тенденция – если ты не говоришь по-английски, ты, чаще всего, остаёшься за бортом. Все должны уметь разговаривать на английском.

  Также думают, что все итальянцы – доперы. Всё время говорят: «Итальянцы, итальянцы, итальянцы». Но если посмотреть список употреблявших допинг по странам, то мы на 6-м или 7-м месте. Я слышал, что регби не входят в Олимпийские виды спорта, потому что не хотят терпеть множество допинг-контролей. В Италии из-за допинга я сразу появлюсь на первой странице La Gazzetta, но если я просто хороший гонщик, меня никогда на ней не будет. Это злит, потому что тем, кто употребляет допинг, уделяется больше внимания, чем хорошему гонщику. Нам надо вывести историю гонщика, который не употребляет запрещённые препараты. И телевидение тоже всегда говорит только об этом, почему они не рассказывают, как много хороших итальянских гонщиков в пелотоне, почему не говорят о них. Потому что газеты продаются лучше, если там пишут о допинге.

Photo credit: ©  Press Office Sidi Sport

- Кто-то из женщин в Твиттере мне сказал, что я должен взять у тебя интервью, потому что ты – красивый парень. У тебя большой фан-клуб?

- Да, фан-клуб есть, но там в основном все мужчины, и они все в возрасте. Было бы приятно, если бы в фан-клубе было больше женщин. Я ценю мой фан-клуб, они хорошие ребята. В Италии заниматься велоспортом – это не круто. Может, в Америке или в Англии вам бы сказали, что велогонщик – это круто, но если я в Италии говорю, что я – велогонщик, мне отвечают: «А, велогонщик! Ну а работаешь-то ты где?» Они не вникают в этот спорт, заботятся только о футболе. Когда были такие большие личности как Пантани и Чиполлини, тогда они интересовались, но не мировым велоспортом.

- Чиполлини был секс-символом!

- Да, был. Но чтобы стать таким, как он, мне надо больше выигрывать. А я пока доместик, не могу быть секс-симоволом. Я могу стать самым красивым доместиком в пелотоне! Надо же с чего-то начинать.

Katusha’s Jacopo Guarnieri Gets PEZ’d by Alastair Hamilton/ перевод ©VeloLIVE.com