Первый британский гонщик, выигравший Тур де Франс, чемпион Олимпиады в разделке, Брэдли Виггинс считает, что 2012 год стал наивысшей точкой его карьеры. Самые яркие моменты сезона 2012 гонщик команды Sky описал в своей книге “My Time”, которая скоро поступит в продажу. Издание The Guardian позволило познакомиться с выдержками из книги Виггинса, которые мы и предлагаем вашему вниманию.

 Брэдли Виггинс: «2012 – это мой год»

  «Мгновение, когда я переступил порог дома, только что выиграв Тур де Франс, был волнительным и странным. В тот момент мы с женой Кэт только начали осознавать, что произошло, оба были выбиты из колеи. Я одновременно старался свыкнуться с мыслью, что я на самом деле только что выиграл Тур де Франс, и пытался собрать себя, потому что до Олимпийской гонки на шоссе оставалось всего 5 дней.

  Я настоял, что поеду домой. Я предвкушал это на протяжении всего Тура, но возвращение в Ланкашир оказалось не таким, как я ожидал. На следующий же день люди начали стучать в дверь моего дома. В понедельник утром на полмили вдоль дороги растянулись припаркованные машины. Мы проснулись и обнаружили огромное количество представителей прессы и других людей, дожидавшихся снаружи, мы почувствовали, что находимся в осаде. Чего они все хотят? Было очень странно вернуться домой через четыре недели и обнаружить, что всё изменилось. Я недооценил масштаб события. Вечером я сказал: «Хочу часок покататься на велосипеде». И для того, чтобы иметь возможность немного покрутить педали, мне пришлось пробираться сквозь толпу людей, я должен был уделить несколько минут журналистам.

  Пока я ехал, за мной двигалась вереница машин, люди фотографировали, хотели получить автографы, подозреваю, что некоторые из них потом собирались пачками продавать фотографии на eBay. На следующий день, когда я вышел купить молока и хлеба, меня снова окружила толпа. И то же самое продолжилось, когда я повёл моего сына Бена на тренировку по регби.

  Велоспорт – такой вид, который делает людей равными. Когда ты принимаешь участие в клубной гонке, то сам меняешь колёса, если прокололся, никто не помогает. Когда я дома, я до сих пор сам отмываю велосипед от грязи. Так же было и в понедельник после Тура. В детстве я несколько лет терпел насмешки и выслушивал прозвища, когда надевал лайкру, в 1990-е это было не принято. Мы, велогонщики, становимся известными в нашем собственном маленьком мире, но не являемся настоящими знаменитостями. К такой известности приходится привыкать.

  На неделе перед Олимпиадой Дэйв Брэйлсфорд позвонил мне из Ньюпорта, где был тренировочный лагерь трековиков, и сказал: «Слушай, они хотят, чтобы на церемонии открытия Олимпиады ты ударил в колокол. Это грандиозно, ты не можешь отказаться. Это покажут все телевизионные каналы мира». И всё надо было хранить в глубочайшей тайне, никто не знал, кроме Дэйва и главного тренера Шейна Саттона.

  Даже сейчас я не могу полностью осознать, насколько всё это было значительно. Весь этот промежуток времени казался сюрреалистическим. Одна высота за другой – победа на разделке в Шартре, на следующий день Елисейские Поля, шампанское в «Рице», возвращение домой в Ланкашир на частном самолёте, потом перелёт в Суррей на вертолёте. Мы почувствовали всю грандиозность происходящего, когда выехали всей командой на тренировку перед олимпийской групповой гонкой. Люди отрывались от повседневных дел и говорили вслед: «Чёрт возьми, вон едет Великобритания». Масса болельщиков была вокруг отеля, где поселилась команда, и на Box Hill, люди были всюду, они хотели хотя бы разок взглянуть на нас и на других.

  В пятницу вечером мы ехали на восток Лондона. Просто находиться в олимпийской деревне было невероятно. Ко мне начали подходить люди, спортсмены просили разрешения сфотографироваться со мной. Крис Хой в тот вечер должен был нести флаг Великобритании на параде во время церемонии открытия Олимпиады. Дэйв и я прошли на стадион. Я стоял за кулисами, одетый в жёлтую майку, которую мне дали, а всё происходящее на стадионе мне было слышно в наушники. Я был опутан проводами, организаторы могли слышать всё, что происходит.

  Кто-то сказал: «Окей, Брэдли, выходи через две секунды». Они открыли дверь: «Вперёд». Я прошёл на сцену, остановился в том месте, где на полу был нарисован крест, помахал зрителям. Я видел только море вспышек света, потому что каждый фотографировал, все звуки слышались как через вату, наподобие того, когда вы затыкаете уши, чтобы заснуть. Я мог фиксировать только звук своего дыхания.

- Всё в порядке, Брэдли, повернись кругом, подойди к колоколу, стань возле него и дождись команды

  Я ударил в колокол, спустился по ступенькам и вышел со стадиона. Кто-то набросил на меня куртку, и я тут же исчез из поля зрения, уже через две минуты я был в частном автомобиле и в сопровождении полицейского эскорта мы поехали по улицам Лондона, мотоциклисты, одетые в форму, останавливали движение на протяжении всего пути. В две минуты десятого я ещё был на сцене, а в половину десятого вернулся в отель. Как только я вошёл, Род, менеджер шоссейной велокоманды Великобритании, который также работает и в Sky, сказал мне: «Через 10 минут у нас собрание». Мы обговорили планы на следующий день, что нам надо делать, чтобы мы могли выиграть олимпийскую групповую гонку для Марка Кэвендиша. Потом мне нужно было идти брить ноги, прикалывать номер и проходить через всю рутинную подготовку к гонке.

  Всё мне казалось фантастическим, то, о чём я не мог даже мечтать, стало реальностью, все события казались размытыми – появление на стадионе во время открытия Величайшего Шоу на Земле, возвращение с эскортом, отчего я чувствовал себя так, словно был президентом США. Возможно, спустя 20 лет я буду вспоминать и говорить моим внукам: «О, да. Олимпийские Игры в Лондоне, я был там, я ударял в колокол».

  Сыграть таким образом свою роль для меня было чем-то особенным, но я до сих пор не имел понятия, что думают болельщики по поводу того, что я сделал на Туре. Я нигде не был на публике, кроме как в родной деревне. Я не стоял на железнодорожной станции, меня не встречали в аэропорту, я никуда не ездил кроме дома и отеля, где остановилась команда. Я был как под колпаком. Поэтому, когда я ждал выхода на стадион, чтобы ударить в колокол, то спросил у волонтёра: «Меня не будут освистывать или что-то подобное?»

- Поверь, - сказал он. – Освистывать тебя не будут.

  Сразу после командной гонки все мои мысли переключились на предстоящую разделку. Эту гонку я считал величайшим олимпийским моментом моей карьеры, она значила больше, чем победа в гонке преследования на треке в Афинах, где я выиграл у Брэда МакГи. Возможно, она значила больше, чем мировой рекорд в командном преследовании в финале на Олимпиаде в Пекине. Выиграть золото в Лондоне, перед Хэмптон Кортом, история которого началась при Генрихе VIII, это настолько соответствует английскому духу, насколько только возможно.

  Индивидуальная гонка на время длится час, в то время как трековые гонки на предыдущих Олимпиадах для меня проходили за 4 минуты. Теперь было много времени, чтобы полностью насладиться.

  У каждого спортсмена в карьере есть особенный год. У сэра Криса Хоя таким был 2008, когда он выиграл три золотых медали в Пекине, а 2012, наверное, стал таким годом для меня. Я помню слова Криса Бордмана о том, как он поставил часовой рекорд в Манчестере в 1996. Он говорил, что ничто в мире не сравнится с чувством, когда целый час тебя сопровождает оглушающий рёв толпы. Такой час, лучший в моей жизни, был в среду, в Суррее, я смог насладиться ощущениями, когда огромная толпа болельщиков оглушала меня криками поддержки. Я не имею в виду, что это был конец моей карьеры, но в любом случае, ничто не сможет превзойти этот берущий за душу момент.

  Я не знаю, что лучше, Тур или олимпийская разделка. Я до сих пор не осознал факт, что я выиграл Тур, так что в этом смысле сказать не могу. Для меня Тур навсегда останется феноменальным из-за той работы, которую сделала для меня команда – 22 дня почти вся команда продвигала меня к победе на Тур де Франс. После Тура я долго думал, как поблагодарить их. Я не разговаривал лично с каждым гонщиком, который помогал мне выиграть, кроме Кэва, потому что я не знал, что им сказать. Я не хотел посылать им приторный е-мейл со словами: «Парни, у меня нет слов, чтобы вас отблагодарить». Я не думаю, что это было бы правильно. Благодарность идёт от сердца, а не просто по электронной почте. Что я знаю точно, я никогда не забуду, что они для меня сделали.

  Во время Игр появились спекуляции, получу ли я рыцарское звание, как сэр Крис Хой в свой великий год. Люди спрашивали меня, приму ли я звание. Дело в том, что я никогда не представлял себя как Сэра Брэдли Виггинса. Я никогда не считал себя выше кого-то. Я всегда боролся с иерархией и статусом. Не знаю, почему, возможно, из-за того, откуда я родом, но я вполне доволен быть второй скрипкой. Такое не случается с детьми из Килбурна. Мой дедушка Джордж заменил мне отца с того самого дня, когда моя мама Линда и я переехали к дедушке и бабушке в Килбурн после того, как мой отец Гэри ушёл от нас. Я помню, что после Игр спросил у бабушки: «Как думаешь, если мне предложат рыцарство или что-то подобное, что сделает Джордж, если я откажусь?» Она ответила мгновенно: «Он больше никогда не станет с тобой разговаривать».

Поэтому, я просто приму всё, как будет"

Продолжение следует...