В своей автобиографии “My Time” Брэдли Виггинс вспоминает о наиболее волнительном для него моменте Тур де Франс-2012 – разделке 19-го этапа от Бонневаля до Шартра, победа в которой помогла ему упрочить лидерство и стала последним важным шагом к триумфу на Большой Петле. Отрывки из книги были напечатаны на страницах The Guardian.

  «За 9 месяцев, прошедших с момента, когда было объявлено о длинной разделке в последнюю субботу Тура-2012, я не представлял, или, может, только в самых безумных мечтах, что в этот день моё преимущество над соперниками будет составлять две минуты. Об этом дне я начал думать задолго до начала Тура, но мой идеальный сценарий всегда выглядел по-разному. Мне казалось, что если к последней разделке у меня будет 30 или 40 секунд в запасе перед кем-то вроде Кэдела Эванса, я смогу забрать у него жёлтую майку и выиграть Тур.

  Рассматривая маршрут Тура-2012, мы предполагали, что если я не потеряю слишком много в горах, то смогу взять майку именно в этот день. Я никогда не считал, что достаточно хорош для гор Тура, но знал, что смогу ограничить свой проигрыш лучшим горнякам на горных финишах. Стратегия, которую мы разрабатывали в предыдущие пару лет, была проста: выкладываться до опустошения на каждом горном этапе Тура, но никогда не идти за победой на этапах или за лидерской майкой, фокусироваться лишь на том, чтобы потерять как можно меньше времени.

  Я начал думать о разделке во время этапа до Brive-la-Gaillarde. Мы прошли два последних пиренейских этапа без особого ущерба, так что мои мысли тут же переключились на этап в Бонневаль – Шартр. Примерно тогда я стал говорить себе: «А что если ты сможешь выиграть этап, чтобы закрепить победу на Туре?» Моё лидирование в гонке снимало давление – мне не нужно было пытаться отобрать майку у Кэдела, я защищал её, но говорить о том, что дело сделано, было рано, потому что существовала вероятность механических проблем или чего-то наподобие падения, что могло поставить крест на гонке.

  На старте разделки в профессиональной гонке многие гонщики выкатывают из ворот стартового городка очень расслабленно, как будто они принимают участие в воскресных клубных покатушках. Но я всегда поступал одинаково – откидывался в седле назад, пока выпускающий вел обратный отчёт: «5, 4..». Потом я давил на того, кто держит мой велосипед, так, как если бы заднее колесо моего велосипеда было зажато перед стартом на треке. Потом я рвал на первой паре сотен метров, как если бы ехал гонку преследования – на максимальной скорости. Так я делаю всегда. И при таком старте сложно сохранять спокойствие.

  Так и теперь, в Бонневале, я выехал со стартового пандуса, прилагая максимальные усилия, а потом нужно было закрепиться. Я ощутимо ослабил давление на педали и стал наблюдать за показателями мощности, которые выводились на маленьком экране, закреплённом на руле. Экран помогал мне держать ситуацию под контролем.

  В Бонневале со старта шёл подъём, поэтому, естественно, приходилось давить на педали с гораздо большей силой. На первых 600 – 700 метрах я старался не выходить за 600 ватт, а когда перевалил вершину, я успокоился, и тогда Шон Йейтс (спортивный директор Sky) начал говорить мне: «Так, давай, Брэд, правильно, это твоя территория, твои владения, здесь ты лучший. Успокойся». На равнинной секции я решил не выдавать больше 450 ватт, я следил, чтобы на экране были цифры 450 – 460, если дорога становилась неровной, я добирал до 470, 480, 490, но старался не переходить за 500 ватт. Когда пошёл лёгкий спуск, я снизил мощность до 430.

  Я могу поддерживать мощность в 450 ватт около часа, так что, понятно, первые 20 минут для меня не были сложными. В индивидуальной гонке на время первые 20 минут ты просто мчишься, стараясь не выкладываться слишком сильно, сдерживаешь эмоции, пытаясь не заражаться выплёскивающимся от толпы зрителей адреналином. Вдоль дороги было много людей с британскими флагами, и пришлось сопротивляться желанию поднажать, потому что это было опасно.

  Я знаю, что у меня была лучшая форма в жизни, поэтому мне нужно было только контролировать ситуацию. В этом весь смысл разделки.

17-18 минут после старта для меня были ориентиром, я принял питательный гель. Я делаю для себя такие небольшие отметки, так же, как и временные отсечки на дистанции. Первая временная отсечка была на 14-м километре, я опережал Криса Фрума на 12 секунд. В тот момент я подумал: «Так, Брэд, давай, тебе ехать ещё 45 минут, а у тебя 12 секунд преимущества, твоё лидерство вне опасности, ты едешь за победой на Туре, не теряй концентрации, осталось 45 минут, которые завершают всю проделанную за год работу».

  Шон говорил мне в наушники всё время, но я не всегда его слушал.

- Это великолепно, Брэд, ты легко идёшь, ты поглощаешь километры, ты на 12 секунд опережаешь Фрума, остальное неважно.

Но кроме этого он давал мне очень важную информацию, например:

- Брэд, сейчас ты въезжаешь в маленькую деревню, замедлись, там широкий правый поворот, он полный.

Когда он говорил «он полный», это значило, что я должен оставаться в своей аэродинамической посадке, растянувшись на рогатках руля.

- Не волнуйся, сейчас после этого поворота приближается крутой левый. Слегка откинься назад, осторожно, не рискуй здесь, резко бери вправо, потом, когда пройдёшь, снова растягивайся.

  Он проехал эту дистанцию раза три или четыре, сначала ещё в марте, вместе со мной. Потом за день до старта этапа, затем в день гонки он проехал её утром, перед тем, как стартовал первый гонщик, так что все, что нужно знать о дистанции, было записано и находилось с ним в техничке. Он постоянно передавал мне информацию, как штурман в ралли.

  Мне нравится, что он полностью владеет собой. Вы наверняка видели, как некоторые спортивные директора вывешиваются из окон машины, что выглядит просто смешно. Шон немного похож на тренера боксёра, который стоит в углу и спокойно даёт указания: «Давай, Брэд, то, что ты делаешь сейчас, фантастично, просто продолжай ехать так же». Он постоянно напоминал мне о контроле, потому что гонщику во время разделки всегда хочется ехать быстрее. Шон всегда ведёт с холодной головой.

  Чем дольше длилась гонка, тем больше я начинал осознавать: «Это случилось, я выиграю Тур, я сделал это». С каждым пройденным километром я вдохновлялся этой мыслью всё больше, она заставляла меня жать на педали ещё сильнее, во мне появилось что-то сродни агрессии, голоду, сильное желание выиграть как можно больше времени. Я хотел победить в этой гонке. У меня не было ощущения типа: «О, ты сделал уже достаточно, можно немного притормозить». Нет, я хотел больше, больше, больше.

  Когда на последних 10 километрах мы переходили с просторной широкой дороги на маленькую, становилось больно. Затраченные усилия не проходят даром – первые 20 минут чувствуешь себя почти легко, в следующие 20 минут приходится больше концентрироваться, но в последние 20 минут начинает прошибать боль. Приходит мысль: «Сейчас я сражаюсь, чтобы удержаться». Но, несмотря на боль, у меня всё ещё оставались силы подняться.

  За 5 км до финиша мы свернули налево, на маленькую дорогу, и там градиент начал увеличиваться. Я продолжал продавливать, было очень больно, и с каждым пройденным километром у меня в голове проносилось множество мыслей, они вдохновляли меня жать ещё сильнее. Вот я думаю о том, как начал тренироваться в декабре, в 6 утра уже был в спортзале, проводил общую подготовку, потом выезжал на велосипеде. 4 часа, 5 часов, я наматывал круги вокруг Пендла, попал под ливень с градом и думал: «О, чёрт, сейчас я в двух часах от дома, как мне добраться назад?» Когда я вернулся домой, мои пальцы не разгибались от холода, так что Кэт приходилось самой стаскивать с меня перчатки, а я говорил себе: «Это нужно, чтобы выиграть Тур». По программе я должен был тренироваться 4 часа, на улице было 3 градуса тепла, там, на холмах сыпал град, но я должен был выезжать на тренировку на эти 4 часа, потому что так создавался задел – а вдруг Кэдел Эванс в этом день пропустил тренировку и ничего не делал.

  Я вернулся на Тенерифе, и мы выезжали за день пять или шесть раз – на четыре с половиной, пять, шесть часов. Я проехал с Шейном (Саттоном, главным тренером Sky) через все вершины Тенерифе, он твердил мне: «Давай, Брэд, здесь закладывается победа на Туре». Вот когда я понял - не каждый будет прилагать это последнее усилие. Именно эта мысль заставляла меня преодолевать критическую грань, на гонке я просто повторил то, через что проходил на тренировках. Всё ради Тур де Франс…

  И вот мне осталось всего 6 минут. Вот ради чего всё было…

  Я был на Тенерифе и во время Пасхи, откуда звонил Кэт. Дети были дома, и жена говорила мне: «Господи, они кошмарно себя ведут, просто разбушевались, как бы я хотела, чтобы ты был сейчас здесь». В тот день был день рождения Бена, он и Белла спрашивали у меня: «Почему ты не с нами?» Я постарался объяснить, и они как будто поняли. Потом я снова говорил с Кэт: «Хватит, всё будет в порядке, знаешь, любимая, это того стоит. Мы не будем так жить вечно…»

  Вот о чём я тогда говорил – Кэт и дети, все жертвы, на которые они пошли, привели меня к этому моменту.

  Пока мы проходили последние километры, я думал обо всём, вспоминал о своём детстве, когда я только начал мечтать о Туре, думал о том, как в 12 лет я начал заниматься велоспортом. Я почти выиграл Тур де Франс и в мыслях возвращался назад, к тому времени, когда ребёнком ехал на велосипеде к дедушке и бабушке. Я думал обо всём, через что прошёл, чтобы оказаться здесь и сейчас.

  Я лидировал на Туре почти две недели. За эти годы на Тур де Франс лишь два человека смогли удерживать майку так долго. Бернар Ино продержался в жёлтом две недели в 1981, Лэнсу Армстронгу это никогда не удавалось, Эдди Меркс лидировал чуть дольше, но он был величайшим из великих.

  По мере приближения финиша Шон стал говорить: «Давай, Брэд, просто выложись полностью, 1 км до финиша, 600 метров и Тур закончен».

  И я выкладывался до самой финишной черты, так же, как вкалывал на тренировке на Тенерифе. Мой победный удар кулаком в воздух во время пересечения финиша стал результатом всех пережитых за последние два километра эмоций, итогом последнего часа, этого утра, всех дней перед этой разделкой. Пересечение финишной линии и победный взмах стали для меня символом всего Тура. Невероятное, потрясающее чувство».

Продолжение следует...